Сейчас в каждом дворе такие детские площадки есть.
Это когда вместо песка или асфальта какое-то мягкое искусственное покрытие. Песочница, разумеется (как же без неё!) Качели какие-нибудь.
А в центре сложная конструкция из пластиковой горки и хитроумно переплетающихся труб, по котором детвора лазает, аки по деревам когда-то их бабушки и деды акробатствовали.
Сейчас рано ещё, да и выходной, а потому нет никого на площадке. Только две приятельницы аккуратненько так присели на самый краешек горки и беседу ведут чинную, о своём, о женском. Обе они в том возрасте, когда школа распростёрла над ними свои могучие крыла, но пока ещё в лоно знаний не приняла. Пойдут, очевидно, ближайшей осенью.
Но сейчас май на дворе, и яблони, каштаны и тюльпаны ещё не отцвели. Потому и беседа подружек пока что просто о семейном.
Обе – жутко хорошенькие. Хотя, что я говорю-то! Разве дети некрасивыми бывают?
Одна – рыженькая. Вся. Даже кожица на рожице и глаза – рыжие.
Вторая – вороного крыла. Живописные уже брови, глянцевые ресницы говорят о будущей красоте.
Но они пока ещё про то, что хороши неимоверно, не знают, и от этого ещё краше обе.
Рыженькая, в колечках волос, обстоятельно излагает:
— Утром мама меня как начала будить! «Вставай, — говорит,- Оля! Мы же сырники с тобою собирались жарить!..» Я вся такая подскочила, в ванную сразу побежала и ну умываться быстренько. На кухню прихожу, а мама уже творог мешает. Я смотрю и всё-всё запоминаю. А потом и спрашиваю: «Мам, а мам! А почему мы с тобою только вдвоём живём? Где наш папа? Почему у всех есть, а у нас нет? Это даже неприлично – жить двум одиноким женщинам…» А мама молчит вся такая, а потом и говорит: «А нам с тобою разве плохо вдвоём?..» А я ей говорю: «И не знаю даже, плохо или хорошо. Потому что я же не жила никогда с папой, может ещё лучше с ним было бы…»
Более удачливая в личной жизни подруга перебивает Олю:
— Фу, ты чё! Папа каждый день бреется и кричит, чтобы мы с мамой утром ванную не занимали, потому что ему на работу. И когда чай пьёт, то нас с мамой ругает, потому что мы денег много тратим, а у него резина лысая и … эта, как её… и-по-те-ка… Он когда вчера на работу ушёл, я в свою комнату пошла, взяла там гольфы свои новые и маме принесла, сказала, чтобы она их обратно в магазин унесла, а деньги папе назад отдала…
Оля подругу слушает, потом спрашивает:
— А «бреется» — это зачем?..
— Ты чё-ё-ё!.. У дяденек у всех на лице же волосы растут!! Знаешь, как противно!!!
И подруга продемонстрировала, как дяденьки скребут себя бритвами во всех странах мира каждое утро.
— А «лысая резина» — это где? А «и-по-те-ка» — это как?
— Да я сама не знаю, своих дел по горло: кукол переодеть нужно и накормить их всех. А их у меня восемь.
Оля задумалась, лицо у неё стало каким-то далёким и немножко скорбным. Подпёрла ладошечкой, ещё пухлой по-детски, щёку и говорит:
— А я, Тань, знаешь, чё вот думаю: хоть бы ругался и брился, да хоть бы бы-ы-ы-л… Если тебе надоело каждое утро смотреть, как он бреется, то можешь его нам с мамой отдать. Нам и такой, с лысой резиной и ипотекой, сгодится. А я, если хочешь, тебе девятую куклу за него отдам. Ну, ту, которая ходит и тебе нравится.
Таня понимает, что предложение заманчивое, когда ещё подобное поступит. Но задумалась. Крепко. И голос подсказал ей ответ:
— Нет, Оль! Папа нам самим с мамой нужен. А потом, знаешь, какой он у меня красивенький. Лучше в сто миллионов раз любой куклы, даже той, которая ходит.
Посидела ещё, подумала, потом и говорит:
— Пойду-ка я домой и скажу маме, что надо утром для папы тоже сырники жарить. Он, может, гoлoдным на работу уходит, а потому и резина у него лысая и ипотека эта привязалась тоже, с гoлoду, наверное…
Автор: Олег Букач
