Иван Ильич и Валентина Родионовна отметили бриллиантовую свадьбу. 60 лет рука об руку — это вам не шутки! Поженились в 46-ом, через год после того, как прошла вoйна. Оба молодые, по 19 годков. Ваня полгода успел повoeвать и вернуться домой без единой царапины. Валентину на слyжбу не взяли, хотя она и курсы медсестёр прошла. Не положено, сказали, в семье все мужчины вoeвaть ушли, никто не вернулся. Валя самая младшая в семье, на ней мать, стaрaя бабуля, да племянница двухлетняя. На кого их оставить?
И вот нынче «молодожёнам» по 79. За спиной вся жизнь, четверо детей, 12 внуков и 3 правнука, крепкий бревенчатый дом, корова, куры и огород — вот их богатство. Многое в жизни пережили, не одну власть повидали, а всё же вдвоём-то оно легче было, да и спасало, что на земле жизнь прожили. На земле и yмирaть собирались.
Вот проводили гостей старики, сели за стол чайку попить, городскими гостинцами угоститься.
— Ваня, — пряча взгляд, протянула Валентина, — Я тебе хочу сказать кой-чего, давно уж язык чешется, да не решалась.
— Ну, — прихлёбывая чай ответит дед.
— Ты только не серчай на меня, ладно? И молчать не могу и сказать боязно.
— Ну, говори! — нетерпеливо рыкнул дед.
— В общем, ты уж прости, но я замуж за тебя по расчёту вышла.
— Как это по расчёту?
— А вот так, Ваня. За мной тогда ещё два парня ухаживали. Один гармонист. Играл шибко хорошо, многие девки привечали его, а он за мной ходил. Второй не из наших, из Антоновки, oфицер, награды у него какие-то были, я больно-то не разбираюсь. Оба замуж звали, сватьёв готовы были прислать, коли я соглашусь.
— Вон оно что… А чего же ты за меня пошла? Я же тебя один раз только позвал, ты сразу и согласие дала.
— Так говорю же, по расчёту! Ты нам тогда крышу починил, помнишь? Прохудилась совсем, текла, не знали как зиму выжить. А ты пришёл, починил и замуж позвал. Я тогда и подумала, какой толк от гармони да от oрденов, главное, чтобы руки из нужного места росли. В вoйну без мужских рук сам знаешь тяжко. Вот так, Ваня, ты уж прости меня. Я боюсь, вдруг не покаюсь перед тобой, меня в рай не пустят.
Хмыкнул Иван Ильич воспоминаниям, потёр широкий подбородок морщинистой ладонью:
— А я гляжу, прохудилась крыша, а мужиков-то знаю нет в хате, все на вoйне oстались. Жалко мне вас стало, дай-ка, думаю, подсоблю. И только потом тебя разглядел, Валя. И это, — запнулся он, — получается и я из расчёта на тебе женился!
— Как так?
— У нас же в хате шесть мужиков росло, старшие женатые ужо, у кого и детки малые. А мне своё хозяйство хотелось иметь, но куда мне жену молодую вести? Я пока крышу вашу чинил, смекнул, что хозяйство большое, а хозяина нет. Вот и позвал тебя… Только, Валя, ты не думай, я не жалею! Вот ни одного раза не пожалел, что сосватал тебя. Мне лучшей жены не надо, ты и есть лучшая. А иной раз думаю, что было бы, откажись ты тогда.
— И я думаю, кабы ты меня не позвал, неужто с гармонистом век коротала бы? Его ведь и нет давно на этом свете, да и жил не абы как. Я же тебя полюбила, но только опосля, когда пожили уже. Когда ты сам недоедал, а Васютке последний кусок отдавал, когда на последние деньги мне новые валенки справил, а не себе шапку купил. Вот тогда-то я и поняла, что люблю тебя, и что с мужем не ошиблась. Это я выходила по расчёту, а жила по любви.
— Иди, обниму, расчётливая ты моя. Счастье ты моё! Думаю, пустят нас в рай, чай у ворот не оставят.
— Только бы вместе пойти, а то без тебя не хочу я. Ни здесь оставаться, не туда идти…
